Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дверь никому не открывай, – коротко сказал Василий. – Если будут спрашивать обо мне… у тебя оружие есть?
– Тьфу! Да ты пьяный… Какое оружие? Зачем?
Василий дико усмехнулся и вышел из квартиры.
– Я потом в окошко-то глянул, – сказал старик, по-прежнему рассматривая дыру на обоях. – Не было там никакого такси. Темно, деревья качаются. Больше я Ваську не видел.
– И он не звонил? – спросил Бабкин.
– А чего ему мне звонить! С Новым годом поздравлять? У меня для этого президент имеется.
– Кто еще, кроме нас, расспрашивал о Васе? – спросил молчавший до этого Илюшин.
Ефим шмыгнул.
– Да много кто… Шлялись тут из института, какой-то мент заглядывал… Дружки его таскались сюда, как на работу, пока я их не послал. Вика спрашивала… Вспомнил! Двадцать четвертого декабря он сбежал. Перед праздничками.
– Вы догадываетесь, где он может быть? – спросил Илюшин, внимательно глядя на старика.
Тот поднял на Макара мутные глаза.
– Да мне пофиг. Думать еще о нем… Может, жив, может, сдох. Он у меня выпивку воровал, падла. Наливочку на черноплодке.
4
Сыщики выдохнули с облегчением, когда дверь подъезда закрылась за ними.
– Как в тухлое болото окунулся, – сказал Бабкин. – Ну и субъект…
Илюшин поднял с земли кленовый лист.
– Серега, как ты думаешь, он притворяется или говорит правду?
– Думаю, что не врет. Я встречал похожих типов, когда работал в отделе. Может, это психическое расстройство, а может, характер портится… Опускается человек, живет по-скотски. И что удивительно – не запойный! Лучше б напивался, чем жить с собственным сыном как с врагом. Подумать только, украденную наливку помнит до сих пор…
Они уселись на скамейке под кленом. Бабкин достал из кармана сигареты, но не закурил.
– Держишься? – Илюшин кивнул на пачку.
– Стараюсь…
– Молодец! Давай подытожим: что мы знаем об исчезновении Василия, если верить его отцу?
Сергей проводил взглядом трех девушек, повертел в пальцах коробку.
– Василий был чем-то страшно напуган и сбежал. Он соврал папаше насчет женщины, ляпнул первое, что пришло в голову. Очень похоже, что удрал спонтанно, никого не предупредил, учитывая, что даже свою подружку не поставил в известность. Как там ее? Вика Косинец.
– Девушка, допустим, бывшая, – заметил Макар.
– Бывшая или нет, а приходила к старику, беспокоилась за парня. О тебе хоть одна из твоих прежних подруг стала бы тревожиться? – Бабкин покосился на ухмыльнувшегося Илюшина и махнул рукой. – Вопрос снимается. Они бы голые и босые отправились искать тебя по белу свету.
– Зорко женское сердце, отзывчива женская душа, – расслабленно сказал Макар. – Вот за тобой бы кто-нибудь пошел? Нет. В лучшем случае твои той-терьеры.
– А Маша?
– А на Маше твоей я бы сам женился и никуда б ее не пустил. Все, работаем.
Он поднялся и выбросил измятый листик.
– Ты знаешь, что у меня есть список из ста пунктов, почему следует тебя удавить? – спросил Бабкин ему вслед.
– Допустим, – заинтересовался Илюшин.
– Только что в него добавился сто первый.
1
Бабкин ввалился в квартиру злой как черт. Градус его бешенства Илюшин мог оценить по тому, что он не повесил свою бесценную канадскую куртку, а швырнул на тумбу для обуви. Бабкин, швыряющий вещи, был сродни впавшей в исступление коале, и Макар не на шутку заинтересовался. До сих пор ему казалось, что единственным человеком, способным вызвать такую ярость у напарника, является он сам.
– Пес бы побрал этих скудоумных, … козлов! – Сергей прошел в комнату и вытащил блокнот.
Все записи по делу он всегда вел от руки. Макар, поклонник технического прогресса, вышучивал его, но Сергей был непреклонен. «Записал один раз карандашом на листе – запомнил намертво, – говорил он. – Моторная память – слыхал о такой?»
– Нам не дали ознакомиться с делом!
Макар перестал ухмыляться.
– Близко не подпустили! – Бабкин шмякнул блокнотом об стол. – Даже прочесть не разрешили, какие уж там копии. Висяк многолетней давности! Вот кому он нужен, а? Я им что, собака репортерская? Любопытствующий придурок? Меня там каждая вошь знает!
– Твой бывший коллега оказался прав: материалы уголовных дел не доступны, – констатировал Илюшин. – Что ж, давай искать оперативников и следователя, который им занимался.
Бабкин саркастически усмехнулся.
– Это было первое, что я сделал! За эти годы все разбежались, и концов не найти. Следователь вообще живет в Будве, это страна Хорватия, чтоб ты знал, и я только что потратил впустую двадцать минут, пытаясь уговорить его вспомнить детали. Слава богу, он вытащил из памяти точные даты убийств.
– Ты записал?
– Да. Но запомнить просто: пятое ноября, четырнадцатое ноября, двадцать седьмое. И два убийства в декабре: седьмого и семнадцатого.
– Семнадцатого?!
Илюшин напрягся, но Бабкин этого не заметил.
– Знаешь, что он лопотал, Макар? Что утром выловил три чернохвостые облады. Чернохвостые, елки-палки, облады! Ты вообще слышал о такой рыбе?
– Будва – это Черногория, – невозмутимо сказал Илюшин.
– Что?
– Черногория. А чернохвостая облада – это морской карась. Кстати, бывает еще чернохвостая хутия, живет на Кубе, в горах, прекрасно лазает по деревьям, питается листьями. Но это не рыба.
Бабкин диковато посмотрел на него, издал невнятный звук и ушел на кухню. Там он что-то долго кромсал, стучал разделочной доской и, наконец, вернулся с тремя бутербродами и огромной чашкой чая.
– Со следователем понятно, – сказал Макар, наблюдая, как бутерброды исчезают с космической скоростью. – А оперативники?
– Глухо, – промычал Сергей. – Двоих я вообще не смог найти. Еще двое трубку не берут. Пятый и шестой меня послали без всяких затей…
– Так давай навестим этих славных людей, – оживился Илюшин. – Пусть они все то же самое скажут тебе в лицо!
– У нас с тобой есть время и возможность посетить город Киев? – спросил Бабкин.
Илюшин помрачнел.
Сергей высыпал в чашку половину сахарницы, размешал и принялся созерцать чайный водоворот.
– А у тебя что нового, Макар?
– Звонила сестра Сафонова. Полиция опрашивает жителей поселка. У нее интересовались, не занимал ли Никита большие суммы денег у приятелей. В общем, они уверены, что исчезновение ее брата никак не связано с фотографиями в подвале.